Сибирские письма декабриста М.Ф.Митькова

О Михаиле Фотиевиче Митькове пока еще нет ни одной серьезной работы, мемуарная и эпистолярная литература не пестрит упоминанием о нем. Между тем осуждение Митькова по второму разряду, почти полуторагодичное содержание в крепостях Свеаборгской, Свардгольской, Кексгольмской говорят о том, что он не был рядовым декабристом. Только за последнее время в литературе стали встречаться новые материалы о нем. Тем большую ценность для будущего исследователя мыслей, взглядов, жизни этого человека - человека большой культуры, глубокой честности, строгих правил и безмерной храбрости - заслуживают его письма из Сибири.

Михаил Фотиевич Митьков, полковник лейб-гвардии Финляндского полка, видный член Северного общества декабристов, родился в 1791 году в семье майора и надворного советника.

В 1806 году Митьков был выпушен прапорщиком из второго кадетского корпуса и назначен в Финляндский полк, в нем он прослужил до дня своего ареста в декабре 1825 года. Митьков был храбрым офицером, участником многих сражений, имел три боевых ордена и медали, а за битву при Бородино - золотое оружие с надписью "За храбрость". С полком дошел до Парижа. В 27 лет производится в полковники. Из заграничного похода полк вернулся в нюне 1814 года. Митьков принадлежал к числу передовых, весьма образованных и начитанных офицеров, знал языки, во время пребывания за границей изучал передовые социальные учения и политические устройства ряда стран. Суждения его были последовательны и смелы. Он - сторонник установления республики, отмены крепостного строя и сокращения срока солдатской службы. И было вполне закономерным, что Митьков встал на путь освободительного движения. В тайное Общество он вступил в 1821 году: "Это было на великий пост. Сколько могу запомнить следующим образом. Он (Н. Тургенев) приехал ко мне (Митьков жил на Васильевском острове) и сделал мне предложение вступить в общество, говоря, что я найду хороших людей. Когда я ему дал свое согласие, он потребовал от меня, чтобы я ему предварительно дал расписку...".

Митьков был не только подготовлен к Обществу "свободным образом мыслей", но и стал деятельным его членом, являясь участником многих совещаний Общества в 1821, 1823, 1824 годах. В 1824 году в квартире Рылеева встретился с приехавшим с юга Постелем. Митьков примыкал к наиболее радикальному крылу Северного Общества. В октябре 1823 года он вводится в состав Верховной думы Общества, призывает к агитации среди крестьян, ссылаясь на свой опыт бесед с ними в деревне. В том же году на квартире Митькова был принят Устав Общества, "правила для всех членов Общества", ставший большим событием в истории Северного Общества. Митьков принял активное участие в обсуждении Устава.

Летом 1824 года он уезжает за границу для лечения, пробыл там почти год. Вторую половину 1825 года проводит в Москве, деятельно работает в Московской управе Общества и в выработке плана помощи своим петербургским товарищам, когда пришло известие о провале восстания на Сенатской площади.

Верховным уголовным судом Митьков в числе 31 декабриста был приговорен к смертной казни "отсечением головы", замененной Николаем I двадцатью пятью годами каторжных работ, сокращенных позднее до 10 лет. После длительного содержания в северных крепостях он в 1828 году был доставлен в Читу, а в 1835 году выведен на поселение.

Письма Митькова хранятся в Государственном историческом музее имени В. И. Ленина в Москве. Впервые с ними работала старший научный сотрудник этого музея, кандидат исторических наук М. Ю. Барановская. Она написала небольшую статью, посвященную письмам Митькова, но, к сожалению, смерть автора помешала ее опубликованию. Ко мне статья попала от близкого друга Барановской, известного декабристоведа, правнучки декабриста Н. О. Мозгалевского - Марии Михаиловны Богдановой, живущей сейчас в Москве.

Писем немного, и тем дороже они современному читателю.

Первое получено из Петровска 10 сентября 1831 года, написанное по-французски рукой Трубецкой н подписанное: "Преданная вам Е. Трубецкая". Оно было адресовано в Москву А. Н. Соймонову, переслано адресату через III отделение с препроводительной:

"III отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии честь имеет препроводить при сем к Его Высокоблагородию Александру Николаевичу письмо от Екатерины Ивановны Трубецкой.

Управляющий отделением А. Мордвинов.

№5638
11 ноября 1831
Его Высокоблагородию А. Н. Соймонову".

Это письмо относится еще к тому периоду. когда заключенным в сибирских тюрьмах декабристам не было разрешено вести переписку с родными, близкими н друзьями, поэтому Е. И. Трубецкая, приняв на себя роль корреспондента многих декабристов, в том числе и М. Ф. Митькова, прибегает к некоторой завуалированности его текста, избегает называть конкретных лиц по именам. Вот текст письма:

"Я получила, милостивый государь, ваше письмо от 11 июля н деньги, которые вы мне переслали для вашего племянника, который в свою очередь получил письма от вас и своих кузин.

Я не сумею вам передать, как он счастлив тем, что вы его помните, и за ту дружбу, которую вы ему оказываете. Он очень искренне к вам привязан и проникнут большим интересом ко всей вашей семье и видит большое утешение в том, что может получать известие о вас: и он просил меня вам передать его большую радость и признательность.

Он благодарит тысячу раз своих кузин за их искренние письма и за те подробности, которые они описывают. Он очень ценит эти письма и просит их продолжать писать обо всем, когда у них найдется минутка свободная. Ваш племянник просит вам передать его благодарность за деньги, которые вы ему прислали. Он просит вас написать все новости о его двоюродном брате Сергее и передать его глубокий привет его тете. Мой муж очень часто о вас говорил, как о друге его брата, и он был тронут вашим отношением к нему. Передайте мое почтение м-ль Соймановой и вашим барышням дочерям и верьте мне, что мне будет радостно давать каждый раз, когда вы захотите, вести о вашем племяннике.

Примите, я вас прошу, милостивый государь, уверение в чувстве почтения и уважения очень искренних".

В этом письме Трубецкая пишет о племяннике Соймонова. Кто он? М.Ю.Барановская, исследуя письма М. Ф. Митькова к своему брату Платону и Соймоновым в Москву, пришла к выводу, что "племянник" - это и есть сам декабрист, Михаил Фотиевич Митьков. Мать декабриста, которой он лишился рано, была рожденная Соймонова, очевидно сестра Александра Николаевича, которого Митьков в своих письмах называет "своим почтеннейшим дядей".

Отец декабриста женился вторично. Известно, что его жену звали Прасковьей Лукиничной. Она была человеком хорошим, благородным и заменила декабристу мать, старалась всячески облегчить его положение во время заключения в Петропавловской и других крепостях.

Десятилетний каторжный срок окончился в 1835 году, и Митьков был выведен сначала на поселение в село Ольхинское Иркутского округа, но ввиду болезненного состояния (туберкулез) был временно оставлен для лечения в Иркутске. А затем по представлению генерал-губернатора Восточной Сибири С. Б. Броневского ему разрешили постоянное поселение в Красноярске. С этого времени вся переписка Митькова связана с Красноярском.

Митьков построил себе дом, о котором писал своему брату Платону Фотиевичу: "...я люблю свой домашний приют". "... у меня дом теплый, не боится никаких морозов, имеет нужные удобства для больного". Красноярск нравился Митькову: "Здесь мне жить хорошо", "только что климат очень суровый, но со всем тем почитается лучшим из всех губернских городов Сибири".

В другом письме он писал: "...У нас зима необыкновенная: в начале ноября 12 (дней) сряду были порядочные морозы, от 20 до 28 градусов, и с тех пор погода стоит умеренная, какой при мне не бывало: днем редко бывает до 10 градусов, а случается и маленькая оттепель.

Для меня это хорошо, я могу пользоваться воздухом, а то бы пришлось сидеть, запершись в комнате: одышка при большом морозе не позволяет мне выходить на воздух. Жаль, что до сих пор снегу нет, должны ездить на колесах... Я был очень болен, когда получил письмо твое..."

12 июля 1845 года Митьков писал, брату: "У нас нынешний гол лето чудное, погода другой месяц постоянно стоит прекрасная, дождей перепадает столько, сколько нужно, чтоб освежить воздух. Урожай, говорят, совсем необыкновенный. Мое наслаждение проводить большую часть дня в моем садике-цветнике... Если бы не мучительная болезнь, я мог бы назвать себя счастливым и довольным тем положением, в котором нахожусь".

С первых же дней поселения в губернском городе Митьков снискал уважение жителей, которые не могли не оценить его благородства и принципиальности.

Декабрист А. Е. Розен в своих "записках" упоминает: когда Митьков в Петропавловской крепости получил из дома узел с бельем и с английским фланелевым одеялом, спросил, все ли товарищи получают от родственников книги, вещи, табак. "Выслушав отрицательный ответ, он снова завязал узел и просил возвратить его, сказал, что он может обойтись без этих вещей. Здоровье его было вообще расстроено. Этот поступок его в крепостных стенах согласовался с его характером, с его правилами. Я помню, когда и прежде на парадах, и маневрах он командовал нашим батальоном, и во время отдыха или привала приносили барону Саргеру большие корзины с завтраком, то Митьков каждый раз отказывался от угощенья, прося его извинить по нездоровью, но в действительности причина заключалась в том, что он не мог разделить эту закуску с целым батальоном".

Другие современники говорят о Митькове, что он делился последним с неимущими. Все эти качества декабриста и снискали к нему на поселении всеобщее уважение.

В Красноярске Митьков при доме разбил сад н завел парники и огород, о чем писал брату: "Moе наслаждение проводить большую часть дня в моем садике-цветнике, который занимает пространство до 5 квадратных сажен".

В одном из писем он просил брата прислать цветочных семян: "пакет маков махровых, астр махровых". В другом: "Сделай одолжение, пришли огородных семян: в том числе арбузов, дынь, тыкв, огурцов, брюквы, моркови.. фасоли, сахарного горошку, петрушки, сельдерей, экстрагону, зори, укропу".

Сад Митькова, а также солнечные часы в том же саду, устроенные декабристом П. С. Бобришевым-Пушкиным, жившим на поселении (в 1832-1839 гг.) в Красноярске, приводили в восхищение жителей близлежащих улиц.

Платон Фотиевич Мимов, брат декабриста по отцу, очень любил старшего брата и присылал изгнаннику все необходимое в домашнем быту для безбедного существования, а также одежду и книги. По просьбе декабриста, который лечил всю округу. П. Ф. Митьков посылал из Москвы медикаменты и лечебники, просимые поселенцем.

"Сделай одолжение, - писал М. Ф. Митьков брату, - пришли мне следующие книги. Полное сведение о лечении всех болезней доктора Ломовского, издание второе. Сельский лечебник, или "Врачебное наставление для государственных крестьян".

Проезжающие через Красноярск декабристы навещали Митькова, о чем упоминает в своих "Записках" А. Л. Беляев:

"Михаил Фотиевич Митьков, прекраснейший и в то же время очень оригинальный человек, жил совершенным философом. Он имел хорошенькую небольшую квартиру, которая содержалась в самой педантической чистоте... Тут буквально нельзя было найти пылинки. У него была большая библиотека. Чтение было его страстью..."

Митьков много читал. В своих письмах к брату он то и дело просил присылать ему книги. От него М. Ф. Митьков получал все московские газеты и журналы. Митьков следил за культурной жизнью Москвы, за новым течением в литературе, в каких книжных лавках продается та или иная книга. Брат всегда посылал просимые дм книги.

"Сделай одолжение, - пишет Митьков, - подпишись для меня на Историю Гос(ударства) Рос(сийского) Н. М. Карамзина".

"Вышли повести Пушкина, - просит Митьков брата, - в них не найдешь лишнего слова, сжатость, простота во всем, изящность. Было время, что наша критика упрекала Пушкина за его простоту слога, а Г. Тьер, знаменитый историк, этим хвалится".

Выражая благодарность брату за присланные книги и стекла для очков, Митьков просит, прислать ему вновь вышедшие сочинения Лермонтова.

Узнав из московских газет о выходе из печати новых стихотворений В. А. Жуковского, Мятьков просит брата прислать ему их н указывает; "Поступили в продажу в книжной лавке Москвитянина, 10, на Тверской".

В одном из своих писем к Платону Фотиевичу Митьков просит его прислать "Выбранные места из переписки с друзьями" Гоголя.

Известно, что, вся читающая передовая Россия встретила эту книгу Гоголя с гневом н укоризной по адресу великого писателя.

Ознакомился ли Митьков с высказываниями великого демократа В. Г. Белинского по поводу "Переписки с друзьями" в его знаменитом письме к Гоголю? На эти вопросы ответа пока не найдено.

Такой человек, как декабрист М. Ф. Митьков, не мог одобрительно отнестись к "Переписке", Гоголя, но весьма вероятно, что он из осторожности не доверил своих мыслей письмам.

"Живу я здесь спокойно, - пишет в другом письме Митьков брату, - н несмотря на мои болезненные припадки, которые заставляют меня домовничать, не скучаю. Чтение и занятие по домоводству прерываются приятною беседою с моими товарищами (декабристами В. Л. Давыдовым и М. М. Спиридоновым. - М. Б.) и другими образованными людьми, здесь находящимися".

В первое время после поселения Митьков писал брату о достойных людях Красноярска, которые сблизились с ним и посещали его дом.

В другом письме писал: "Золотопромышленность привлекла в здешний край несколько человек, людей образованных и ученых, с которыми можно приятно беседовать, так что в зимнее время, когда здоровье позволяет, можно иметь приятное развлечение..."

Однако вскоре хищники-золотопромышленники из местных жителей и наезжающих в Енисейскую губернию вызывают возмущение Митькова, о чем он пишет брату: "Золотые прииски много изменили здешний быт. Тому лет пять назад в Красноярске не только не было ни одного богатого человека, но даже и с умеренным состоянием, а теперь несколько миллионеров, которые имеют по несколько сот тысяч, до миллиона и более годового дохода, и все люди сами по себе большею частью ничего не значащие, грубые, без всякого образования, сорят деньгами, пьют шампанское, как воду - в этом вся роскошь, удобностей жизни не знают; а для блага общественного до сих пор не сделано ничего: больница, богадельня, дом умалишенных, все в самом жалком состоянии. Некоторых из этих богачей не знал никто, когда они не имели почти никакого состояния. От возрастающего требования работников на золотые прииски несоразмерного с народонаселением края все год от году дорожает".

Его возмущала эта грубая хищническая компания золотопромышленников, предававшаяся кутежам и распутству, ничего не делавшая для общественности и благоустройства города. Несомненно, некоторые из тех, кого Митьков раньше принимал у себя, втянулись в кутежи с недостойными людьми, потеряли свой нравственный облик и гонялись только за наживой. С ними, разумеется, такой, принципиальный человек, как Митьков, уже ничего не мог иметь общего. Он писал брату: "Прежде, бывало, раз в неделю вечером собирались ко мне мои приятели (которых ты можешь себе представить, число весьма ограниченно), я теперь принимать не могу?"

Болезнь постепенно делала свое разрушительное дело. Об этом Митьков часто писал брату: "Я и так был худ, а теперь еще похудел и ослабел так, что когда несколько посижу за каким-нибудь занятием и вдруг встану, то делается кружение головы... Здоровье мое почти в том же положении, как и было. Лечился много, терпеливо, не позволял себе ни малейшего уклонения от докторского предписания, а пользы было мало. Здесь нет ни одного хорошего медика. Суровость климата также имеет на меня влияние, но делать нечего - в Сибири лучшего не найдешь..."

В последние годы жизни сетования на свои страдания все чаше встречаются в письмах Митькова к брату. Лечил Митькова красноярский лекарь Егор Иванович Бетигер. Митьков писал брату: "Мне кажется, я стал еще чувствительнее к участию, приязни и любви, которые мне оказывают. Вот уж теперь более года, что я постоянно болен и не имею дну покоя".

Одновременно с Митьковым на поселении в Красноярске жил декабрист Василий Львович Давыдов. С ним и его семьей Митьков был очень близок, о чем он писал брату: ...известно из моих писем, в каких дружеских отношениях я нахожусь с семейством Василия Львовича Давыдова... Я у них как родной... кроме искренней приязни, мы и духовно породнились, одна из дочерей его - моя крестница, премилый ребенок. Я ее очень люблю, и она меня любит, как cкopo увидит, что я приехал, кричит: папа, крестный приехал, и бежит встречать".

Эту девочку, дочь В. Л. Давыдова, звали Софьей, и Митьков заботился о ней, что было радостью в его одинокой жизни.

"О моем житье-бытье скажу тебе, мой милый друг, - писал Митьков в одном из последних своих писем к брату, - что, несмотря на мое болезненное состояние, затворническая жизнь моя мне не в тягость. За исключением моего доброго товарища Василия Львовича Давыдова, который меня посещает почти ежедневно, когда у него в семействе нет больных, знакомые меня посещают редко, да и к тому же болезненные припадки часто препятствуют принимать даже и таких людей, которые знаешь, что действительно принимают участие. Будучи всегда занят скуки я не знаю, и когда боли стихают, я, не вижу, как время проходит. Если иногда и бывает грустно, то это происходит от тяжкой болезни..."

В течение девяти лет поседения в Красноярске, с 1 января 1838 года, регулярно изо дня в день Митьков вел тщательные метеорологические наблюдения и записи.

"Наблюдения включали измерения температуры и давления воздуха (в дюймах), температуры воздуха в помещении, где был установлен барометр, характеристику состояния неба, для которой использовались 35 условных обозначений. Прежде всего отмечалось знаками: ясно, пасмурно, облачно. Особенно большое внимание уделено записям о характере облаков (рассеянные облака, облака на горизонте, тонкие облакам тонкие облака около горизонта, местные облака, облака перистые, кучевые, перисто-кучевые, слоистые, слоисто-кучевые, перисто-слоистые, дождевые). Отмечались туман и густой туман, дождь, дождь сильный, проливной, накрапывающий дождь и град, снег, снег, мелкий и большой, вьюга, молния и зарница, гром, гром и молния, метель (тихо) и ветер..

В примечаниях к каждому месяцу давались дополнительные визуальные характеристики погоды за отдельные дни, в которых имеются данные о вскрытии и замерзании Енисея, а также подробности об осадках и морозах.

Его наблюдения стали достоянием мировой геофизики. Видимо, они были начаты Митьковым по просьбе академика Купфера (директора Главной физической обсерватории), который очень многое сделал для их опубликования и использования наукой. Митьков был снабжен лучшими метеорологическими приборами, сверенными с образцовыми инструментами Нормальной обсерватории.

За два года до смерти Митьков оставил свои наблюдения, так как болезнь не дала ему возможности продолжать эти занятия.

В 1843 году Красноярск посетил профессор Петербургского университета Эрнест Карлович Гофман (1801-1871), как писал Митьков брату, для геологических наблюдений. "И он, отъезжая отсюда, был Так добр, что взялся лично доставить тебе мое письмо. Ты можешь его расспросить обо мне, он по своему добродушию и прямоте расскажет, что знает. Наука не подавила в нем любви к человечеству, но развила и усилила это возвышенное чувство".

Несомненно, Э. К. Гофман по возвращении в Петербург передал метеорологические записи Митькова в распоряжение ученых Главной физической обсерватории, и они вошли, как и труды других декабристов, в климатологический атлас, изданный директором Главной физической обсерватории Вильдом в 1881 году.

На поселении в Красноярске Митьков жил воспоминаниями о Москве. "Мы полагаем, - пишет М.Ю. Барановская, - что дом Соймоновых был его родным домом, а также и подмосковная усадьба его дяди - село Теплое Серпуховского уезда - теперь района. Дочь Соймонова, Сусанна Александровна, в замужестве Мертваго, оставила зарисовки этой прекрасной местности, в которой гостили в летнее время художники и музыканты и где живал будущий декабрист".

Письма Митькова к брату пронизаны мыслями о Москве. Он пишет о своих братьях, Соймонове и его семье: "Все мои родные в Москве и ее "окрестностях... Мне бы очень хотелось иметь ваши портреты. На моем бюро, у которого я всегда сижу, находятся 4 портрета семейства моего почтенного дяди Ал(ександра)Н(иколаевича). Недостает ваших для моих сердечных воспоминаний".

Получив от брата дагерротипные портреты - брата, его жены и детей, - и присоединяя их к соймоновским, Митьков пишет: "Они мне доставили неизъяснимое удовольствие.

Последние два года жизни Митькова были мучительно тяжелыми. Замечательный московский врач Ф. И. Иноземцев незадолго до смерти декабриста стал лечить его заочно. "Присланное тобою наставление доктора Иноземцева, - писал Митьков брату насчет моей болезни меня было порадовало надеждою, что, может быть, предлагаемое лечение облегчит мои болезненные припадки". Но было уже поздно. Согревали все существо умирающего письма брата из дорогой его сердца Москвы.

Письма Платона Фотиевича к брату, переписка Митькова с Соймоновым и его семьей неизвестны. В их письмах могли бы встретиться интересные сведения о Москве и Сибири того времени. В Красноярске Митьков жил воспоминаниями о Москве, которую он так любил. Платон Фотиевич, когда умерла его жена, Мария Клавдиевна, послал брату принадлежащую ей "Панораму Москвы", вызвавшую признательные строки изгнанникам "Благодарю тебя, любезный брат, Платон Фотиевич, за "Панораму Москвы", принадлежавшую твоему незабвенному другу".

23 октября 1849 года Митьков скончался. Его похоронили на городском кладбище. На могиле был поставлен памятник-колонна на стилобате, пересеченная рустом, увенчанная урной с крестом. Ровно через 6 лет рядом с Митьковым схоронили его бывшего соузника и товарища В. Л. Давыдова. Памятник на могиле последнего сохранился, памятник же Митькова похищен. В 1937 году из Сибири в Литературный музей (Москва) была прислана фотография, изображающая памятники на могилах М. Ф. Митькова и В. Л. Давыдова в Красноярске.

Комитет в составе И. И. Пущина, В. Л. Давыдова и М. И. Спиридонова, получив разрешение генерал-губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьева-Амурского, продал дом М. Ф. Митькова и другое имущество, составил ведомость на вырученные деньги и раздал их неимущим декабристам, живущим в различных местах Сибири. Внешний вид дома Митькова в Красноярске неизвестен.

Георгий Чернов