В тот вечер Александру Ивановичу поразили две фразы, сказанные порознь: Раевский, уходя на половину матери своей, произнес про себя что-то вроде: "Существует, врете, существует. Боитесь вы меня, вот что!", а через несколько минут - Пушкин: "Существует, чувствую, существует. Не доверяете мне вы, вот что!"

Если бы она знала, как прямо относятся обе эти фразы к ее, Сашеньки Потаповой, судьбе!

Ей было семнадцать лет, когда гусар, гуляка, весельчак, остроумец, стал на пути ее, и она потеряла себя - сразу и навсегда. Воспламенил, удивил, пленил - и в самом деле в плен взял, и не выпустил, наобещал, нагусарил, стихов насочинял! Вот уже пятый ребенок, а Василий Львович не торопится со свадьбой. Да какая свадьба?! Тихо, взявшись за руки, пойти к алтарю, на колени стать, кольцами обменяться.

И вдруг: закрутило, понесло, загорелось, мигом, сейчас же, сию же минуту!

Была весна, когда они обвенчались. Василий Львович через год с ужасом будет думать: а вдруг этот месяц бы пропал, исчез неведомо куда, ведь улетели же неведомо куда шесть сладких лет их совместной жизни. Он с облегчением подумает про последний май, последний, ибо был май 1825 года.

Менее чем через год Давыдов окажется в Петропавловской крепости, император отошлет его с непременной записочкой: "посадить по усмотрению и содержать хорошо". И в долгие ночные часы, когда перекликаются часовые, когда шорохи, стуки, движение смолкают, когда одиночество наполняет тесную камеру, вползая сквозь стены, решетчатое окошечко, глазок надзирателя, когда оно сидит на кровати, стекает со стола, когда от самого себя некуда деваться, Давыдов вдруг вспомнит, что ведь арестовать его могли и до мая 1825 года, что Александру I были списки тайного общества известны еще в 1824-м, кто знает, может быть, и ранее? Ведь еще, в двадцать первом, вскоре после разговора о тайном обществе, когда они ввели в заблуждение и поэта и генерала, Пушкин посвятил ему стихи предерзкие, которые, несомненно, есть в ведомстве Бенкендорфа:

Меж тем как генерал Орлов -
Обритый рекрут Гименея -
Священной страстью пламенея,
Под меру подойти готов;
Меж тем как ты проказник умный,
Проводишь ночь в беседе шумной,
И за бутылками аи
Сидят Раевские мои,
Когда везде весна младая
С улыбкой распустила грязь,
И с горя на брегах Дуная
Бунтует наш безрукий князь...
Тебя, Раевских н Орлова.
И память Каменки любя,
Хочу сказать тебе два слова
Про Кишинев и про себя.
. . . . . . . . . . . .
Народы тишины хотят,
И долго их ярем не треснет.
Ужель надежды луч исчез?
Но нет! - мы счастьем насладимся,
Кровавой чаши причастимся...

Что было бы с детьми, если вдруг его не осенило бы: пора, пора обвенчаться! Сироты при живом отце? Отщепенцы общества, всеми презираемые? И мать их - жена его безо всяких прав? И даже без права разделить его изгнание?

Ожидание суда, ожидание возможности написать жене. Впрочем, такая возможность представилась ему вскоре.

Письмо В. Л. Давыдова к жене из крепости:

"Большое утешение мне, что я могу тебе писать, друг мой милый. В отдаленности и в неизвестности об вас всех меня бы уже теперь бы грусть съела, если бы не позволено мне было о себе тебя известить. День и ночь я думаю о тебе и детях наших - как они меня ждут теперь, бедняжки! Не предавайся ты, друг мой, грусти своей - надейся и будь терпелива - о делах спроси у братьев; я надеюсь, что брат Петр к тебе приедет, он тебя успокоит и на мой счет и во всем поможет тебе (брат Петр, живущий в Каменке, и на самом деле взял на себя все заботы о детях и об имуществе брата. - М. С.). К брату Н. Николаеву (Николаю Николаевичу Раевскому, отцу Марии Николаевны Волконской.- М. С.) я также писал - без совету их ничего не делай - детей береги и сохрани свое здоровье, я здоров, а несчастлив потому, что вас не вижу. Кланяйся брату Апекс. (Александр Львович тоже жил в Каменке. - М. С.), скажи ему, что я считаю на дружбу его, племянниц Машу и Катеньку (Марию Николаевну Волконскую и ее сестру Екатерину Николаевну Орлову, поскольку их мужья тоже арестованы. - М. С.), также несчастных, поцелуем за меня - я надеюсь, что они тоже от мужьев письма получили. Прощай, друг мой бесценный - целую тебя и детей тысячу раз. Никому в доме не забудь поклониться.

Друг твой В. Давыдов. С.-Петербург, 26 генваря 1826".